19 сентября 1968
Жизнь опять преподносит великолепные уроки диа-
лектики. Но сегодняшний день, вопреки всему, закон-
чился вспышкой бешеного счастья. Я бегал и прыгал,
постанывая от радости, приводил этим Валерку в сожа-
леющее недоумение, и дошёл таким путём чуть ли не до
истерики. Сейчас чуток поуспокоился, а то куда там.
Только Т. Волкова поняла мои восторги. А они законо-
мерны. Ещё бы: я в один день нашёл дело, по которому
зудели мои ладони, и любовь. Любовь со второго взгля-
да. Дай-то Бог не обмануться в этом грандиозном пред-
чувствии. Но второй взгляд редко обманывает. О, Ната-
ли, ты пожалеешь о своем опоздании!
Моя тема — «Анненский как предшественник Ахма-
товой». Какое это счастье — найти свою тему! А такая
и во сне не снилась. Семинар этот требует одного: рабо-
ты и работы. Отдавай, и воздастся тебе сторицей.
А вокруг всё ведутся со мной разговоры. Люди избрали
меня объектом для откровений. Это неплохо, но, увы, вся
достоевщина, добросовестно впитанная за это лето, снова
льётся на меня. Надоело, вызывает на противоречие.
Я был по-пушкински весел сегодня, вот почему мне
было так хорошо. Теперь стоит попробовать пожить. Ещё
одна попытка.
22 сентября
В пятницу вечером я вдруг начал задыхаться в четы-
рёх стенах. Тут-то и встала передо мной проблема выбо-
ра: остаться дома и вылить всё в стихи или пойти к дру-
зьям и вылить всё им. Я выбрал, естественно, второе.
Этот вечер кому-то показался странным, но мне сказал
многое. Перед этим были взгляды, глаза, мистика, «пять
изгибов сокровенных». А главное — то чувство, которое
было два года назад и которое уже было забыл, — вот,
оно опять закружило, смяло. Мне было жаль Волкову,
чем-то я её обидел. «Она безумно кокетлива», — это Т. В.
про неё сказала.
Сегодня свадьба Али. Грустно. Да, грустно, а в то же
время и хорошо. Всё перегорело и переболело в пятницу
и в первые часы субботы. Теперь не то чтобы равноду-
шие, но, во всяком случае, покой. И самый безудержный
эгоизм. Потом, к вечеру, был резкий разговор с Валери-
ем. Может быть, я был груб с ним, но я доволен разгово-
ром, доволен, что смог и именно так смог. Потом, уже
вечером, В. звонил из ресторана «Садко». «Как я люблю
вас всех и тебя особенно». Ну, Господь с ним. Пущай
прогрессирует. Ведь я тоже его люблю, а потому должен
(?) быть жестоким.
Осень, осень, осень. Сижу с настольной лампой, хотя
два часа дня. На улицу тянет, но не одного. Кто-то дол-
жен прий ти или позвонить. Эти короткие осенние дни
велики и сладостны.
Бродил по Петроградской (и по филфаку) с тайной
надеждой встретить её. Но пятница не повторилась. Мо-
жет, пока так оно и лучше.
Теперь я читаю, как Алька, т. е. в книгах вижу только
близкое и нахожу это близкое, где только возможно. Вот
пример:
«Между ними была какая-то нежная утончённая
связь, одна из тех связей, которые зарождаются иногда
при встрече двух характеров, часто совершенно противо-
положных друг другу, но из которых один и строже, и
глубже, и чище другого, тогда как другой, с высоким
смирением и с благородным чувством самооценки, лю-
бовно подчиняется ему, почувствовав всё превосходство
его над собою и, как счастье, заключает в сердце своём
его дружбу. Тогда-то и начинается эта нежная и благо-
родная утончённость в отношениях таких характеров:
любовь и снисхождение до конца с одной стороны, лю-
бовь и уважение — с другой, уважение, доходящее до
какого-то страха, до боязни за себя в глазах того, кем так
высоко дорожишь, и до ревнивого жадного желания
с каждым шагом всё ближе и ближе подходить к его
сердцу» (Достоевский, «Маленький герой»).
23 сентября
Меня словно кто-то повлёк перед лекцией Бялого
в сторону читалки. Я шёл в своих чёрных очках. Туда и
обратно. Идя обратно, увидел её. Это было как удар. Бы-
стро прошёл в читалку. Она тоже. Я прошёл зал до кон-
ца, повернулся и пошёл обратно. Увидел её. Мимо неё
дрожа. Она была в сером и в такой же шляпке. Узнала ли
меня? Бог знает. Я с быстротой, привлекающей внима-
ние, прошёл по филфаку до 38-й аудитории. Всё во мне
билось. Вот тут-то Волкова и произнесла свою коронную
фразу, которой ударила меня так больно.
3 октября
Вечером — семинар Д. Е. Максимова, такой тяжёлый,
такой постыдный. Сказано было много, и на семинаре,
и после, в кулуарах, но всё ещё достойно обдумывания.
Во всяком случае, одно ясно: карты сбываются.
Д. Е. человек очень сложный, сработаться с ним будет
нелегко. Я уже поднапортил много своим поведением,
а тут ещё этот хор друзей, оплакивающих мою судьбу
в его семинаре.
Теперь всё должен решить разговор с ней. Валерка
обещал устроить эту встречу. Даже поговорить рвался
сам. Ну, уж это-то я как-нибудь сумею. На семинаре она,
кажется, была за меня. Максимов сказал, что дипломная
по Ахматовой — невозможна.
4 октября
О семинаре. Вчерашнее, по мере того как входит
в меня всё глубже, становится всё оскорбительнее и тя-
желее. Как всё нелепо и глупо вышло. Нет, я не стану
слушать друзей и не уйду из этого семинара. Хотя бы
ради Анны Андреевны, встретиться с которой мне не
дано — не дадут! — но ради! Пусть будет всё тяжелое,
кропотливое, интригальное. Что мне надо? Службы, —
и если не в доме моей госпожи, то хотя бы поблизости,
в роли её собрата, друга, любовника.
7 октября
Да, о самом главном всё молчу.
Вчера вечером в общаге моя новая знакомая Света
прочитала по картам обо мне всё. Валерий был этому
свидетелем. Он поражён. Я же устрашён, так как понял
больше. Эта Света обо мне совершенно ничего не знает.
Прошлое разложилось в виде неприязни двух жен-
щин, одна из которых была любима. Карты открыли мне
разговор, о котором я только подозревал. А сегодня со-
стоялось назначенное ими свидание. Валерка вдруг на-
чал мне в этом деле помогать. Возможно, он хочет от-
влечь меня от Натали (которая в его представлении
всегда опасна). Но мне-то того и надо. Её образ раскры-
вается передо мной как цветок.
«Откуда такая нежность? Не первые — эти губы».
Она угадала меня. (Призналась Валерке как приятелю.)
Вышла ко мне с ладонью у рта. («Болят зубы, будьте
кратки, я буду кратко отвечать на вопросы».) Мне с ней
легко, нежно, весело смотреть в неё — всю, а на разго-
вор — плевать, как и на тему. Главное, она (опять со слов
В., наблюдавшего свидание), после него была весела
и позабыла о зубной боли.
23 октября
День был чудесный. На семинаре Д. Е. свирепство-
вал, но мне было приятно. Перед этим весь день корпел
над «Вечером» и «Чётками», и всё-таки было страшно-
вато. Но всё оказалось хорошо. Докладчица настроила
своей сумбурностью и заносчивостью против себя всех,
и мне даже стало её жаль. Оппонируя, я постарался стать
на её точку зрения и оттуда с ней ругаться. Но, увы, хотя
мое выступление, в общем, всех удовлетворило, её точки
зрения никто не захотел признать. Д. Е. сказал, что это
«взгляд и нечто о поэзии Ахматовой» и тому подобные
нелюбезности. О моём выступлении не сказал ни слова.
И только на улице Д. Е. проронил: «А вы хорошо гово-
рили сегодня». Ну, и мне стало хорошо.
30 октября
Семинара не было — заболел Д. Е. Но была Л. — и я
опять проклинал себя, свой характер, свою судьбу. А ря-
дом Танюшка В. подобно Кассандре вещала. С ней были
встречи, взгляды и моя дурацкая умненькая тактика.
Всё — на инстинкте. О любви думать не хочу, смешно,
она меня волнует. Мучительно было видеть, что она за-
метила моё поведение. А может, Валерка передал ей моё
мнение? Оно, конечно, было ей приятно. Во всяком слу-
чае, это обращение по имени (при всех) что-то значит.
Недаром Оля пожала мне руку. Странно, но мне кажет-
ся, все всё видят, все знают, и только два человека, кото-
рых тянет друг к другу, — друг от друга — прочь!
14 ноября
Не хочется ничего писать. Ничего. Плохо. Сложно.
Сегодня было собеседование с Г. А. Бялым. Приятно
послушать столь интересного человека… Всё это вполне
нормальная жизнь, но ведь, если честно признаться, я
знаю причину своей тревоги и неостывающей внутренней
злости. Причина — в отсутствии внимания с её стороны.
Возможно, у неё были какие-то мысли обо мне, но в на-
стоящее время сплыли.
…Натали, она желала бы большего, чем обыкновенная
человечность. Чего я, при всей своей человечности, дать
ей не могу.
А группу нашу, в общем, я люблю по-настоящему.
15 ноября
Раскрыл старую записную книжку и вот какую за-
пись извлёк оттуда: «Любовь и ненависть — понятия
близкие, очень часто переплетающиеся между собой.
В моём сердце всё больше любви, однако она вырывает-
ся наружу в таком количестве, что может вызвать лишь
ненависть». Это записано почти три года назад. Я был не
глуп там, на Севере, и видел себя хорошо. «Моя двой-
ственность ещё отомстит мне», — это тоже записано там.
Как странно, я вдруг осознал, что совсем не умею
мыслить образами.
19 ноября
Работа об ААА подвигается к концу: у меня наконец-
то появилась вера в свои возможности. Когда очень за-
хочу, могу выжать из себя всё. Другой вопрос: хватит ли
этого всего? Вот это-то и заставляет вздрагивать от
страха. Завтра семинар. Мой докладик тоже был запла-
нирован и недавно вновь согласован с Л. как с секрета-
рём семинара. Не знаю, позволит ли она мне прочесть
доклад полностью, ведь время очень регламентировано.
Полного неприятия не жду. Особых восторгов — тоже.
Так, будет средненькая оценка. В дневнике ведь не грех
и покаяться, так вот: я трудился с явной целью — завое-
вать уважение Л. Может быть, это будет тем толчком, от
которого начнутся наши отношения не только деловые.
Дай-то Бог! Во всяком случае, в нашу последнюю встре-
чу (деловую) она меня опять поразила именно внешней
властью, которую «ни в сказке сказать, ни пером опи-
сать». Что-то невыразимое и неотразимо влекущее.
На семинар пожалует и Валерка. Это его очередная
«доброта». Не хочется ни говорить, ни писать об этом
человеке, так меня от него отталкивает. Опять на гори-
зонте показалась Аля. Не со мной, но маячит. Мне хочет-
ся сказать ей что-нибудь доброе в уголке, расспросить,
как у неё и что, но поди-ка, сунься. Везде опять с ней
Луис, да и она знает, что я полюбил другую.
20 ноября
Большой день, когда многого хочешь, а в результате
остаешься с тупой головной болью. Горько смотреть
на нашу милую семейку: у Натали нездоровый вид
и сумятица в голове, Т. В. дрожит вся, как зверёк, и я,
постанывающий время от времени. На мой доклад
в семинаре не хватило времени. Успели выслушать
только два доклада: Ларисы Ляпиной и Л. Последний
потряс всех. Волкова и Натали прозрели в ней, кроме
формы, ещё и душу.
21 ноября
Тяжелый день. Меня везде преследует запах похорон.
Опять сегодня был со мною В., опять я ему ничего не
сказал. Он старается делать вид, что понимает меня, но
каждое его участливое слово отвратительно именно пол-
ным отсутствием всяческого понимания. Это не тот че-
ловек, которого я знал два года назад. Теперь это амёба,
паразитирующая на моём эгоизме. Как хочется уйти от
всего этого!
Сегодня, на лекции Егорова, долго говорили с Кали-
ниной о Л. Да, это ненормальность, возведённая в идеал.
И как дико, как неестественно, что мы все стремимся
к этому идеалу. Когда я кидаю на себя взгляд со стороны,
мне становится жалко этого человека, идущего по похо-
ронной лестнице вверх, в комнату, откуда нет выхода.
И чем выше он поднимается, тем меньше свободного
пространства перед ним, тем тяжелее воздух. А я иду,
иду, я всё иду.
А где-то есть простая жизнь и свет… Засунуть бы
в кармашек Т. В. и уехать с ней в деревню, в Каргополь,
всё равно куда, только бы не ныло так сердце…
26 ноября
Да, невесело, ух как невесело. И страшно подумать,
что всё это одна великая кривая. Каждый день приносит
мне саморазочарования. То, что я нужен Валерке или
Натали, ещё ни о чём не говорит. У меня нет таланта
к той работе, которую я взялся исполнять. У меня нет
таланта и просто жить, то есть умения приспосабливать-
ся. У меня нет таланта любить людей, зато есть способ-
ность делать им гадости. Рано или поздно люди понима-
ют это — и я остаюсь один. У меня нет таланта любить
жизнь — часто я с ней обращаюсь по-хамски. Вопрос: ка-
кую пользу может принести моё существование здесь?
Это коренной вопрос. Ответа я не знаю. Плохо, когда не
во что верить, некого любить. Всё тогда обесценивается.
Оценивается только прошлое. Такая поздняя оценка
только и цепляет за землю.
27 ноября
Вот я и дожил до среды. Заставил себя забыть всё,
связанное с ААА, ровно на неделю, — и забыл. Только
вчера вечером не утерпел и вслух перечитал работу. По-
разился её бедности, «голости». Следствием этого была
ужасная ночь, с дикими снами. Будто бы, читая работу,
не мог найти последние пять страниц. Вместо них пере-
до мной какие-то скомканные гнусные обрывки какой-
то провинциальной (жёлтой!) газеты. Это наполняет
меня диким страхом, я лезу под стол, а мысль сверлит
одна: я забыл остальные дома. Зато утром почувствовал
радость, что это был лишь сон, а реальность, пусть и без-
радостная, всё же не так уж плоха.
Причиной моего неудовольствия были два фактора:
1) Доклад Л. и отсутствие с ней отношений.
2) Чтение книги Г. Д. Гачева «Содержательность ху-
дож. форм» и непонимание много в ней.
28 ноября
Среда позади, и ничего не хочется вспоминать. Это
было как вспышка магния в затемнённом зале. Доклад
был принят не без шума, но я добился, чего хотел. Теперь
мне хочется только одного. Сегодня я вновь почувство-
вал, что такое любовь. Такое было в лучшие моменты
с А. Это — когда жизнь нужна, то кровь кипит в жилах,
то слёзы в глазах, а в горле всё время стон, который хо-
чет и не может вырваться. Всё ясно и скучно, только
она — вся в облаке, в ореоле, магнит со счастливыми гла-
зами. Я страшно тупею от счастья.
29 ноября
Ноябрь кончается. Тупо болит голова. Во всём теле
страшная усталость. Это любовь. Страшное чувство, ког-
да один день весь в солнце, а другой — как тёмный коло-
дец.
30 ноября
Вчера на факе встретил Алю с кастаньетами. Она
была в Доме дружбы на испанском вечере и теперь вся
так и брызжет впечатлениями. Влюбилась в шестнадца-
тилетнего экстра-испанца и снова почувствовала радость
жизни. Я увидел в ней что-то родное. Да, эта страшная,
заливающая всего меня радость бытия от того, что есть,
есть человек, которого любишь, которому хочешь отдать
всё, всего себя, от кого хочешь требовательности, деспо-
тичности; здесь весь эгоизм, присущий мне, испаряется,
становясь несносным. Весь этот бред достоин стихов, но
я их не пишу, потому что не умею сказать по-новому то,
что тысячу раз уже сказано другими.
Главное сейчас — не поддаваться романтике. Воспри-
нимать Л. такой, как она есть. Есть очень много. Есть её
богатый образ, созданный на основе дружеских расска-
зов, сплетен, анекдотов, философствований. Этот образ
так хорош, что я не могу до конца в него поверить. Образ
родился раньше, чем я увидел Л. Когда увидел, вложить
образ в то, что увидел, было трудно только на первый
взгляд. На второй он вошёл в него как влитый. Мы что-
то поняли друг в друге уже в тех, первых взглядах. Те-
перь я хорошо знаю её внешне, знаю её душу, вырази-
вшуюся в том, что я слышал (доклад об Анненском), но
не знаю, как она мыслит. Самое главное и роковое у нас
уже впереди. Перейти эту грань необходимо, и как можно
скорее. Но это самое страшное для меня. Есть смутное
чувство: а что, если я интересен ей только как товарищ
по семинару, которому она может покровительствовать.
Такой интерес несомненен — иначе она не стала бы
ждать меня 28-го утром, чтобы лично так ободрить и по-
дарить радостью на весь день. Когда начинаешь мечтать,
можно дойти до всего.
Я оборву всё решительно. Если между нами что-то
будет, то за стенами филфака (мишенью сплетен я быть
не хочу) — это чувство должно быть целомудренным и
потому — скрытым. А до сих пор всё получается не так,
как хочу, как здесь пишу. Веду себя с ней сугубо офици-
ально. Ведь все шаги в наших отношениях до сих пор де-
лала она. А я всё жду тоскуя. Только первое (деловое)
свидание осуществилось по моей просьбе. И то — через
Валерку. Этот человек проницателен. Ему, изучившему
меня досконально, уже ясна моя любовь. Всем осталь-
ным это как в тумане. Натали, которая ещё ни о чём не
догадывается, будет жестоко обижена. Я не хочу, чтобы
это случилось, ни за что. Л. такая девушка, о какой я ни-
когда не смел и мечтать; она до странности «подходит»
мне во всех смыслах. Наверно, она не Бог весть как кра-
сива, не знаю. Никогда бы не смог оценить такой внеш-
ности, как у неё. При взгляде на неё мне хочется созда-
вать свои теории о стерильной женственности, которые
Надя Л. считает верхом глупости. И при всем том здесь
присутствует самая настоящая жажда её как женщины,
с которой можно разделить всё.
10 часов вечера. Плохо так, как давно не было. И нрав-
ственно, и физически. Мне как будто пустили в кровь
какую-то отраву. Мозг наблюдает как бы со стороны,
а тело уже не подчиняется.
Я поехал в общежитие со слабой надеждой на случай-
ную встречу с ней или чтоб хотя бы узнать её адрес. Увы!
Ничего не вышло. Её нет, нет. Зашёл в 215-ю комнату.
Девушки учат, спят и опять учат. Они всезнающи, не-
приятно циничны и лишены только одного — чуткости.
Ушёл от них, с В. тоже не мог сидеть — слишком тяже-
ло — бежал в одиночество.
1 декабря
Утром пришёл Валерий выяснять отношения. Я, со-
вершенно не владея собой, довёл дело до полного разры-
ва. Ничего нет в этом хорошего. Уходя, он всё-таки не
стерпел и дал понять, что ему известно, каким «хорошим
и добрым чувством» я сейчас живу.
2 декабря
Кажется, ко мне приходит просветление. Во всяком
случае, после сегодняшнего дня я могу назвать себя кре-
тином. Кретинские не сами дела, а именно та роль, ка-
кую я в них играю. Вот она, широкость натуры! Уже
летом я начал узнавать себя в герое «Записок из подпо-
лья», и сейчас убеждаюсь лишний раз в гениальности
Ф. М. Но каково в шкуре подпольного человека! Самое
мерзкое то, что охватность всех точек зрения влечёт за
собой бессилие. Злость, чуть ли не разлитие желчи.
Сегодня, снуя по филфаку, поймал Альку и вызвал её
на разговор. Кому же ещё выплеснуть эмоции, как не ей!
Она сама сейчас влюбилась в 16-летнего Альберта-
испанца. И она права. Она права в своей бесконечной
жажде жизни. И она, моя первая любовь, кричит мне:
«Лови! Бери, а то будешь жалеть всю жизнь! Пусть это
будет неудачей, но само действие, независимо от резуль-
тата, принесет тебе удовлетворение». Всё это я где-то
внутри понимаю и сам. Иду и несу в себе столько самых
смелых планов, один безрассуднее другого. И не могу,
физически не могу ни одного осуществить.
Сегодня пришёл, весь полный ею. В читалке были
все. Я, естественно, подошёл к «обществу». Свободного
места не было. Я постоял, постоял и увидел свободное
место, не так далеко от неё. Я сел и стал переводить ан-
глийский, спиной чувствуя, что замечен. Тут-то и надо
было подойти, вызвать её на разговор. Но подошёл Вел-
лер, предложил «Северную Пальмиру», за ним и Ната-
ли, и мы пошли. Куря, я заметил, как она вышла. Весь
остальной день я выслеживал её на филфаке, но так и не
увидел. Видимо, она ушла домой. За это время «наши»
успели сдать Бялому Толстого и Достоевского. Усталые
и довольные, они пошли на «Мастера и Маргариту».
Я тоже пошёл на концерт. Разумеется, настроение было
поганое, только делать гадости Т. В. и Натали. Роман о
Понтии Пилате мы слушать не стали. Н. засыпала, мне
было абсолютно на всё наплевать. Перед уходом, прохо-
дя через филфак, встретили на лестнице Д. Е. Максимо-
ва. Опять мистика.
Завтра общество идёт к Наташке Бенингсон. Я пас.
Сегодня А. заметила: «А на этих (Смолячкову и иже
с ними) поменьше обращай внимания. Делай, чтоб тебе
было хорошо». Это не лишено смысла.
3 декабря
Сегодня ещё больше пришёл в себя. Т. В. успокоила
мою душу, а был уже опять на грани падения. Сегодня,
после какого-то дня (не помню первой половины), во
второй встретил Л. в читалке. У них, видимо, была меди-
цина. Момент был острый, я как раз думал совсем о дру-
гом — с «феминой(1)» в руке я искал Т. В., с которой хотел
ехать по поводу фотографий. После краткой борьбы
чувств, я всё же заставил себя выбежать из читалки на
поиски Т. В. Страх? Да, и страшная боязнь потерять её
одним неосторожно сказанным словом. Но какой острый
момент радости доставило мне только увидеть её! Потом
до вечера очень мило ходил с Т. В. по делам и, между
прочим, купил бритву, чтобы бритость придала мне ре-
шимости. Ибо: завтра или никогда!
Я должен действовать (хватит романтики). Милые
разговоры с Т. В. меня очень укрепили нравственно. За
кофе она рассказывала и о Валерке, который вчера, «со-
вершенно убитый», влетел в 215-ю и чуть не исповедал-
ся перед ней. «Одни вы у меня остались». Я слушал
и пил. Кофе.
Завтра Т. В. обещает мне сюрприз.
6 декабря
Завтра вечером — день рождения Натали, мне, по
правде говоря, совсем не хочется идти. Вращение в кру-
гу одних и тех же тем: Борщёво (2)
, «Кулуары» (3), сплетни
о настоящем, — таков язык общества, и все, даже незави-
симо от их желания, вынуждены говорить на этом языке.
И некоторые находят, что это очень хорошо, что так
можно проводить вечера очень весело. Что ж, выходит,
Валерка был прав? Совсем нет. Просто я недоволен
текущим моментом. Ведь в нашей жизни были очень
разные периоды. Настоящий себя исчерпал, что-то но-
вое должно прийти на смену.
Т. В. давно говорила мне о каком-то сюрпризе, подар-
ке, который она мне готовит. Я воображал всякое, даже
такое, о чём она и подозревать не могла («у кого что бо-
лит…»), но! Когда мы начали печатать плёнку и на бума-
ге стали проявляться такие до боли знакомые контуры,
я долго не мог помирить реальность со сном, сказку
с действительностью. Целая сюита фотографий Вин-
ниц(4), занесённых снегом. Эти заснеженные воспомина-
ния о родине обступили меня в чёрном мокром Ленин-
граде как что-то далёкое, хорошее, но нереальное.
И связать со всем этим Т. В. я никак не мог. Что же
она сделала? Она опередила мою мечту: ведь я считал,
что где-то в январе уговорю Т. В. поехать со мной по-
жить в тишине нашего деревенского дома. И в ту ночь,
когда я об этом мечтал, поезд уносил Танюшку на Север,
в никуда, откуда она привезла мне столько воспомина-
ний. Не знаю, сомневаюсь, смог бы я или кто-то другой
сделать то же, что сделала эта девушка. Жизнь остаётся
в памяти клочковато, моментально. Всё остальное ухо-
дит за грани. Может быть, эти клочки и есть собственно
жизнь. Плюс фантазия, работа, и вот произведение
искусства, т. е. продлевание во времени и твоей соб-
ственной жизни, которая ведь явилась исходной точкой.
Возможно ли распознать жизнь в настоящем потоке су-
ществования? Мне хочется думать, что иногда — да. Мне
верится, что два дня с Т. В. были не только днями моего
хорошего настроения, но и днями жизни.
9 декабря
За несколько дней ровный огонь настроения погас,
только вспышки доставляют краткую радость в суще-
ствовании. Люди вокруг сонно-деловиты: некоторые
только сонны, как Веллер, который потерял чувство вре-
мени, другие именно сонно-деловиты, как Натали, кото-
рая непрерывно что-нибудь методически делает, но душа
её при этом спит; иные деловиты, как Т. Калинина или
Т. В., которая делает дело с проблесками души. Я себя
к этим разрядам не отношу, выделяясь в особый:
вдохновенно-сонный. Душа временами возрождается от
сна и спустя время опять туда, в сон, падает. Деловая
фаза, кажется, отсутствует совсем. Совмещать дело
с чувством влюблённости я не умею.
Праздники оторвали меня от Л. на целых пять дней.
Сегодня утром в читалке она вошла, прошла мимо,
встретившись со мной глазами. Как только я увидел её
всю, у меня бешено заколотилось сердце, так что я почти
закричал. Но… поздоровался и заставил не повернуть
головы туда, где она сидела. И началась дикая борьба:
одно чувство, поддерживаемое Алькой, говорило: подой-
ди, заговори с ней, ведь, в конце концов, ты ничего не те-
ряешь. Но другое, мучительное и властное, не давало
мне двинуться к ней. Потом был короткий разговор в пе-
рерыве. Я неудачно попросил её доклад об Анненском,
она ответила и посмотрела мимо. Тут к ней подбежала
Люда Л. Она кивнула мне, что означало прощанье. Эта
её благосклонная доброта, без малейшего чувства, меня
обессиливает. Но сам поражаюсь, какую власть надо
мной имеет её облик. Никаких других мыслей, только
мечты о ней. Знаю, что эти мечты не принесут мне ниче-
го реального. Реальное — это фраза, выплюнутая сегодня
Алькой мне и Натали: «Я и переспала-то с ним только за
две недели до свадьбы в первый раз». Н. поразил этот
цинизм, а мне только жаль её.
11 декабря
Опять была полоса дружеских попоек, разговоров,
милых флиртов, картёжных игр далеко за полночь. И это
вполне приличное существование. Этот тесный заведён-
ный круг делается всё более прочным, такая опора в жиз-
ни нужна. Мы люди очень разные, но бесконечно нуж-
ные друг другу в периодически повторяющиеся момен-
ты. И из этого круга никому из нас не выйти без
большого душевного надрыва. Если жизнь разбросает
нас по свету (что, в общем, неизбежно), то мы будем тя-
нуться друг к другу нежнейшими письмами, и ничто, ни-
что не в силах будет навсегда заместить этот круг. Поэ-
тому мои мысли о разрыве полном и окончательном
придётся оставить. Пусть круг будет той крепостью, из
которой легче штурмовать жизнь, куда можно укрыться
при любом жизненном ударе.
Просто надо верить и соблюдать дистанцию. Все они
друзья настоящие, трудно даже представить, как я обя-
зан В. и Т. В. Идеальным был вчерашний вечер, несмо-
тря на его пьяные перехлёсты. «Я никогда не видела та-
кого пьяного с такими трезвыми глазами», — так сказала
Неля Курочкина, человек, в общем, посторонний и дале-
ко не глупый. Но кружение вечера не могло закружить
меня до конца. Такие вечера не должны быть частыми.
А после них полезны такие разговоры, какой у меня се-
годня был с А. Она стала теперь говорить серьёзно и хо-
рошо. И вот, всё время сопоставляя таких разных людей,
я стараюсь стать «вне», т. е. спастись от односторонно-
сти. А. в чём-то духовно беднее нас, в чём-то житейски
трезвее. Она говорит, что чувствует себя «очень сильной
для этой жизни». Эта сила взялась из непрерывной энер-
гичной жизни, в которой она была не слишком разбор-
чива, но вся дрянь отсеялась в опыт, а в памяти остались
те брызги жизни, которых нет у нас. Другая тактика жиз-
ни, всё другое и, тем не менее, достойное уважения. Она
действительно будет меня презирать, если я сойдусь с Н.
Она знает, что любви у нас не будет, раз её нет до сих
пор, а сойтись так… («Уходит она тебя, вот что!») Страш-
ные слова. Я ведь и сам буду себя презирать, если так
случится. А всё идет к тому.
Сегодня был семинар, очень странный. После неудач-
ного разговора по поводу Анненского, когда я оскорбил-
ся её равнодушием, «не замечал» её. «Не замечал» и се-
годня, на семинаре. Она села не там, где обычно, а заняла
позицию более выгодную, с края нашего ряда, откуда ей
всё было хорошо видно. Я был в трансе, как будто ещё
с непрошедшим круженьем головы. Л. Солдатова делала
доклад о М. И. Цветаевой. Рядом со мной сидели Ната-
ли и Калинина. Дальше по направлению к ней Т. Царь-
кова, Гурвич и пр. Оттуда я поймал один её взгляд, такой
же сумрачный, как и мой. Потом пришла ко мне записка.
От неё. Она просила дать Гачева. Я написал ответ и ви-
дел её божественную улыбку, когда она его читала. Эта
записка гуляла взад-вперед три раза. Через Натали и
прочих! Я не глядел на Н., её выдержка в таких делах ко-
лоссальна. Этот оживлённый обмен информацией заме-
тил и сам Д. Е. Я думаю, что она, Л., совершенно не вос-
принимает этой, так сказать, эмпирической стороны
дела. Между прочим, она подготовила умный ответ по
поводу доклада. А мне написала: «Так я буду ждать Вас
у зеркала внизу в 3 часа». Может быть, всё это деловое
с её стороны, а с моей — игра богатого воображения. Но
это «Вас» с большой буквы в записках, о, за это я прощу
ей всё. Удастся ли завтра пробить стену? Или я отдам
книгу, она скажет спасибо и уйдет?
Сегодня интимное стало явнее. И в ней тоже. Алень-
ка, дружок мой, любовь моя первая, помоги мне!
1 «Фемина» — марка болгарских сигарет с золотым ободочком.
Их курили обычно женщины. Постепенно слово сделалось нари-
цательным.
2 Борщово — деревня, где мы работали в колхозе перед посту-
плением на филфак.
3 «Кулуары <на болотах>» — наш рукописный альманах.
4 Винницы — старинное русское село, основанное в 1147 г.
(прежнее название — Вьюницы). Находится в 350 км от Петер-
бурга, на северо-востоке Ленинградской области.
Комментариев нет:
Отправить комментарий