воскресенье, 28 августа 2011 г.

"РЕКВИЕМ И ЭХО" форма для печати (часть шестая)


№ 1977

Виктор Чердынцев

АННЕ АНДРЕЕВНЕ АХМАТОВОЙ

Кто атомные двинул турбины?
Кто снаряд в мировые глубины?
Имена их не можем знать.
Пусть со временем их объявят,
На уроках ребят заставят
За отметки запоминать.

Столько муки, столько усилий,
Но для нас они в жизни скользили
Словно спутник по небу скользит.
Уложили в полях и в болотах
Кондотьеров и санкюлотов,
А бессмертье им не грозит…

Вы не так судьбу обличали
Словом, тем, что было в начале,
Повинуясь заклятью слов,
Мир открылся ясно и просто
От сугробов Львиного Моста
До брезгливых Каирских львов.

Слово! Прошлое им обратили,
Черный снег в серебро растопили,
И ночной новогодний бред
Застывает могучим сплавом.
Навсегда он останется правым,
Талисманом погибших лет.

Не увидеть конца столетья…
Двадцать первое, двадцать третье…
Точно стружка летит с верстака!
Нас война и мор растерзали,
Но весна и гордость в скрижали
С Шереметевского чердака.

Власть, богатство, почести, силу –
Все в могилу, только в могилу
Шутовской уводит парад.
Пусть гоплиту жилось неплохо,
Позабыла его эпоха,
А убитого им Архилоха
Слово каждое – в сотни карат.

                        1960


ПРИМЕЧАНИЯ

У этой книги нелёгкая судьба. Она была подготовлена к изданию в 1991 году в издательстве «Лицей». Работа была доведена составителем до конца: была готова вёрстка и макет книги, выплачены гонорары наследникам. Однако издательство отказалось печатать книгу по «экономическим соображениям». Все мои дальнейшие попытки осуществить издание в 1993 году ни к чему не привели.
Осталось чувство неисполненного долга перед памятью Ахматовой и других героев книги, чьи голоса так и остались не услышанными. Для настоящего издания мною введены некоторые новые материалы, в том числе письма читателей и некоторые стихи. Я выражаю глубокую благодарность первому редактору книги, Наталье Евграфовне Прийме, которой обязан многими ценными советами, а также Ирине Владимировне и Юлию Андреевичу Рыбаковым, Искре Федоровне Голенищевой-Кутузовой, Марии Николаевне Тагер, Алле Александровне Андреевой.

С.   Реквием.
Отдельные стихотворения цикла появлялись в советской печати (в периодике и в сборниках поэта), начиная с 1940 года. В 1962 году Ахматова передала «Реквием» в редакцию журнала «Новый мир», но, по цензурным причинам, напечатан он не был, зато получил широкое распространение в самиздате, а в 1963 году « без ведома и разрешения автора» был  напечатан в Мюнхене.
В Советском Союзе «Реквием» опубликован полностью в журнале «Октябрь» (1987, № 3, публикация З.Б. Томашевской).
Фактическая сторона событий, положенных в основу «Реквиема», такова.
22 октября 1935 года были арестованы как «участники антисоветской террористической группы» муж Ахматовой Николай Николаевич Пунин, профессор Всероссийской Академии художеств, и студент исторического факультета Ленинградского университета Лев Гумилёв – единственный сын Анны Ахматовой и поэта Николая Гумилёва, расстрелянного Петроградской Чека ещё 25 августа 1921 года.
Ахматова срочно выехала в Москву. С помощью писателей Бориса Пильняка и Михаила Булгакова ею было написано письмо И.В. Сталину, которое удалось передать по назначению. Письмо возымело действие: уже 4 ноября 1935 года Н.Н. Пунин и Л.Н. Гумилёв были освобождены.
Однако в годы «ежовщины» сын Ахматовой был арестован вновь. Это случилось 10 марта 1938 года. Льву Гумилёву было предъявлено обвинение – «за участие в молодёжной антисоветской террористической организации в ЛГУ». Он был приговорён к 10 годам исправительно-трудовых лагерей. Лев Гумилёв виновным себя в антисоветской деятельности не признал, дело было направлено на дополнительное расследование. В конце концов он был осужден на 5 лет ИТЛ.
Содержание «Реквиема», разумеется, не сводимо только к семейной трагедии Ахматовой. В одном из вариантов к поэме сохранился такой набросок: «Грохот в печной трубе на минуту затихает, и до слуха зрителя (слушателя, читателя) долетают негромкие глухие звуки. Это – вперемежку с голосом органа, бред нескольких миллионов спящих женщин, которые и во сне не могут забыть, во что превращена их жизнь.» Об этом же свидетельствует запись поэта в «Листках из дневника»: «13 декабря 1962. (Ордынка). Давала читать «R.» Реакция почти у всех одна и та же. Я таких слов о своих стихах никогда не слыхала. («Народные»). И говорят самые разные люди».
Само слово «Реквием», употреблённое для обозначения литературного произведения впервые, кажется, именно Анной Ахматовой, в классическом понимании этого слова – католическая заупокойная служба, музыкальное сочинение для солистов, хора, оркестра или органа, состоящее из 5 или 7 частей.  «Реквиемы» писали многие композиторы (Верди, Берлиоз и др.). Особенное значение для Ахматовой имел «Реквием» её любимого композитора Моцарта. Возникает вопрос: почему всё-таки «Реквием», а не более, казалось бы, свойственная православной христианке, какой была Анна Ахматова, панихида? Тут сыграло, быть может, некоторую роль и то обстоятельство, что большевики, отделив церковь от государства, отменили, тем самым, и заупокойные панихиды. Вместо них на некоторое время (в 20-х годах) была введена такая форма поминовения павших коммунистических вождей, как исполнение «Реквиемов» вышеперечисленных композиторов, то есть это была реальная бытовая деталь из жизни Петрограда-Ленинграда. Само название произведения говорит о том, что оно посвящено не только сыну и мужу (не могла же Анна Андреевна поминать за упокой людей, которые были живы), но и тысячам тысяч сограждан, загубленным в лагерях и тюрьмах.
Ахматова, будучи «великолепным конспиратором» (по словам А.И. Солженицына), обычно не произносила стихи из «Реквиема» вслух, а записывала их на клочках бумаги, которые потом сжигались.
Шифром «Реквиема» было имя Пушкина и названия его стихов. Л.К. Чуковская вспоминала: «31 января 40. Сегодня Анна Андреевна позвонила мне с утра: «Приходите!» Она была причёсана, одета, на шее ожерелье (тёмно-синее, почти чёрное).
Топится печка.
Я спросила – встала ли она рано или совсем не спала?
- Совсем не спала.
Длинный разговор о Пушкине: о Реквиеме в «Моцарте и Сальери».
Л.К. Чуковская сделала к этой записи примечание: «Пушкин ни при чём, это шифр. В действительности А.А. показала мне в этот день свой, на минуту записанный «Реквием», чтобы проверить, всё ли я запомнила наизусть».
На полях одного-единственного чудом сохранившегося листа машинописи «Реквиема», относящегося к 1945 году, мы находим карандашный набросок, сделанный рукой Ахматовой, – профиль Пушкина, и это, разумеется, не случайно. Первый поэт, как называла Пушкина Анна Андреевна, был её тайным незримым соавтором, когда она писала «Реквием». А рядом с профилем Пушкина Ахматова нарисовала цветными карандашами профильный же портрет мужчины, в котором легко узнаются черты Бориса Васильевича Анрепа (1883-1969), художника-мозаичиста, которому она посвятила великое множество стихов. Казалось бы, какое отношение к «Реквиему» имеет Анреп, «оставивший Россию навсегда» ещё в 1917 году? Но Ахматова, когда писала свою поэму и особенно входящий в неё маленький цикл «Распятие», не могла не помнить четверостишия, посвящённого ей Анрепом:

               Я позабыл слова, я не сказал заклятья,
               По немощной я только руки стлал,
               Чтоб уберечь её от мук и чар распятья,
               Которые я ей в знак нашей встречи дал.
                                                  1916
С.  «Каторжные норы» – строки из стихотворения А.С. Пушкина «Во глубине сибирских руд…» (1827): «Как в ваши каторжные норы // Доходит мой свободный глас…»
С.  «…И под шинами чёрных Марусь…» Чёрная Маруся – народное прозвание машин для перевозки заключённых (то же, что и «чёрный ворон»).
С.   «Буду я, как стрелецкие жёнки // Под Кремлёвскими башнями выть…» Стрелецкие жёнки – жёны стрельцов, участников стрелецкого бунта, после подавления которого Петром  в 1698 году было казнено 1200 стрельцов, подвергнутых перед этим допросам и пыткам. Этот же мотив присутствует и в стихотворении Ахматовой «Стансы» (1940).
С.   «Тихо льётся тихий Дон…» Роман М.А. Шолохова «Тихий Дон» был в числе любимых произведений Л.Н. Гумилёва. Возможна, однако, и отсылка к поэме А.С. Пушкина «Кавказский пленник»:
                          Простите, вольные станицы,
                          И дом отцов, и тихий Дон,
                          Война и красные девицы!
С.   «Муж в могиле…» – первый муж Ахматовой, поэт Николай Степанович Гумилёв был арестован 3 августа 1921 года по сфабрикованному «Таганцевскому» делу. Расстрелян 25 августа.
С.   «Под Крестами будешь стоять…» Кресты – пересыльная тюрьма в Ленинграде, на Арсенальной набережной. Члены семей «врагов народа» стояли перед стеной Крестов в бесконечных очередях «с передачами».
С.    «И своею слезой горячею // Новогодний лёд прожигать» – перекличка с описанием плача  Дарьи в поэме Н.А. Некрасова «Мороз, Красный нос»:
                          Не псарь по дубровушке трубит,
                          Гогочет, сорвиголова, –
                          Наплакавшись, колет и рубит
                          Дрова молодая вдова.

                          Срубивши, на дровни бросает –
                          Наполнить бы их поскорей,
                          И вряд ли сама замечает,
                          Что слёзы всё льют из очей.

                          Иная с ресницы сорвётся
                          И на снег с размаху падёт –
                          До самой земли доберётся,
                          Глубокую ямку прожжёт.
С.    «Кидалась в ноги палачу…»  в этом стихотворении ощутима перекличка с поэмой Н.А. Некрасова «Княгиня Трубецкая». Героиня поэмы Некрасова княгиня Трубецкая называет «палачом» («Не тронешь палача!») Николая I, а Ахматова в стихотворении «Семнадцать месяцев кричу», написанном тем же размером, что и некрасовская поэма, называет «палачом» Сталина, подчёркивая, тем самым, сходство этих государственных деятелей.
С.    «Чтоб я увидела верх шапки голубой…». Шапка (точнее, фуражка) с голубым верхом – часть форменной одежды представителей карательных органов.
С.   «…Клубится Енисей, // Звезда Полярная сияет…» – Перекличка со стихотворением О.Э. Мандельштама «За гремучую доблесть грядущих веков…» (1931, 1935):

                          За гремучую доблесть грядущих веков,
                          За высокое племя людей, –
                          Я лишился и чаши на пире отцов,
                          И веселья, и чести своей.

                          Мне на плечи кидается век-волкодав,
                          Но не волк я по крови своей:
                          Запихай меня лучше, как шапку, в рукав
                          Жаркой шубы сибирских степей…

                          Чтоб не видеть ни труса, ни хлипкой грязцы,
                          Ни кровавых костей в колесе;
                          Чтоб сияли всю ночь голубые песцы
                          Мне в своей первобытной красе.

                          Уведи меня в ночь, где течёт Енисей
                          И сосна до звезды достаёт,
                          Потому что не волк я по крови своей
                          И меня только равный убьёт.

С.     «Уже безумие крылом // Души накрыло половину…» - Перекличка со стихотворением С.М. Городецкого «Савонарола» (1912):
                          Брожу в тревоге. Ум двоится.
                          Безумие из темноты
                          Грозит крылом своим склониться
                          И подхватить…

С. … «Фонтанный Дом». Эти слова стоят под многими стихотворениями, входящими в «Реквием».  В.К. Покровский, отбывавший срок вместе с Л.Н. Гумилёвым, писал мне, что в лагере ходил список поэмы Ахматовой «Реквием» под названием «Фонтанный Дом»
С.   Эпиграф «Не рыдай Мене, Мати, во гробе зрящи» – не вполне точная цитата из канонического текста ирмоса IX песни канона Великой субботы («Не рыдай Мене, Мати, зрящи во гробе…»).
С    …»Почто Меня оставил!» – последние слова Иисуса Христа, распятого на Кресте (Матф. 27. 46)
С.     «Магдалина билась и рыдала…» Мария Магдалина – по Евангелию – блудница, обращённая Иисусом Христом, и ставшая его истовой последовательницей.
С.     «…где молча Мать стояла…» – «При Кресте стояли Матерь Его и сестра Матери Его, Мария Клеопова…» (Иоанн. 19, 25)

С.      № 2068. В описи значится как «неустановленное лицо». Автора этих стихотворений установить пока не удалось.
С.    № 1967.
Автор стихотворного цикла «Путь во мраке» – Георгий Владимирович Маслов (1895 – 1920). Был поэтом, известным в литературных кругах Петрограда. Самое значительное его произведение, поэма «Аврора», посвящённое роковой красавице XIX века Авроре Карловне Карамзиной, было издано под редакцией его друга Юрия Тынянова спустя два года после гибели поэта. Вместе с обозами армии Колчака Г. Маслов бежал на восток. Весной 1920 года, добравшись до Красноярска, Г. Маслов умер там от сыпного тифа. «Путь во мраке» – его последние стихи, восстановленные его женой Еленой Тагер. Цикл печатается с небольшими сокращениями.

С.     «Истерика, визгливая менада…» Менада («безумствующая») – в греческой мифологии так называли спутниц бога Диониса, следующих за ним шумными толпами.
С.      «О, ты ли, // Соловей Цитеры….» Цитера – в греческой мифологии – сказочный остров любви.
С.      № 1920.  П. Васильев.
Публикуемые два стихотворения были присланы Анне Ахматовой со следующим сопроводительным письмом:
«Глубокоуважаемая Анна Андреевна!
Не откажите в любезности посмотреть посылаемые при сём стихотворения, написанные не профессионалом.
Хотелось бы надеяться, что они не свидетельствуют о полной бездарности.
Не совершенство (sic!) формы мне очевидно самому, но если в них нет ни грана поэзии, то тогда….
                          С искренним уважением П. Васильев
Москва. Январь 1962 г.
Народная ул. Д. 4 кв. 22.
Подобных писем с просьбами дать отзыв о стихах  в  архиве Ахматовой сохранилось немало.  Стихи чаще всего оставляли желать лучшего. Мы публикуем стихи П. Васильева скорее в качестве курьёза. Сомнение вызывает авторская датировка стихотворения «Тиран» – вряд ли в феврале 1941 года автор мог знать все те исторические факты, которыми он оперирует. Конечно, если бы подобное стихотворение действительно было написано в 1941 и тогда же отправлено Ахматовой, она вряд ли бы сохранила фамилию и адрес автора. Но в начале :60-х критика Сталина стала вполне безопасной….
С.     № 1963
В описи архива Ахматовой (Ф. 1073) значится как «неустановленное лицо».
Машинопись без имени автора и без названия. Опубликовано в кн.: Даниил Андреев. Русские боги. М., «Современник». 1989. С. 27. По сравнению с текстом, опубликованным в книге (под названием «Гумилёв»), архивный вариант имеет некоторые разночтения и четверостишие (строки 21 – 24), отсутствующее в сборнике.  Книга «Русские боги» была подарена мне вдовой поэта, Аллой Александровной Андреевой с дарственной надписью: «Михаилу Михайловичу Кралину с радостью дарю эту книгу в день нашего знакомства, надеясь, что оно продлится и углубится. Алла Андреева. 28 февраля 1990.» А в моём альбоме Алла Александровна сделала тогда же такую запись: «28 февраля 1990 года Михаил Михайлович Кралин, к моей несказанной радости привёз и передал мне письма моего мужа Даниила Андреева, адресованные Льву Львовичу Ракову (для нас с Даниилом – Лёвушке), его другу по Владимирской тюрьме и потом – по воле. Алла Андреева».
Даниил Леонидович Андреев (1906 – 1959) – поэт, философ. От отца, писателя Леонида Николаевича Андреева, сын унаследовал большой талант, пробивший себе дорогу, несмотря на все тернии, выпавшие на его долю. В 1947 году, после возвращения с фронта, он был арестован и осужден на 25 лет тюремного заключения. В 1957 году был освобождён. На воле прожил два года, в течение которых привёл в порядок огромное литературное наследие, созданное в нечеловеческих условиях существования.
Д.Л. Андреев, по свидетельству вдовы поэта, Аллы Александровны, был знаком с Ахматовой, и стихотворение о Гумилёве она могла получить непосредственно от автора. Однако в конце 50-х годов имя Гумилёва было упоминать ещё небезопасно, и вполне понятно, почему Ахматова утаила имя автора и название стихотворения.
С.     «…Вижу свет на нездешнем Фаворе…» Фавор. Христианская традиция первых веков определяет гору Фавор местом Преображения. По Евангелию (Матф. 17, 1 – 9), чудо Преображения произошло во время молитвы Христа, когда его лицо и одежда стали излучать свет божественной славы.

С.    № 2069
В описи значится, как «неустановленное лицо». Стихи принадлежат Елене Михайловне Тагер (1895 – 1964). Елена Тагер (печаталась также под псевдонимом Анна Регат) прожила на редкость трудную, мучительную жизнь. Остаться человеком, поэтом в бесконечных Колымских лагерях ей помогли стихи – свои и чужие.
Стихотворение-гимн в честь замученного в лагере поэта Осипа Мандельштама, написанное на Колыме в 1943 году, – это вызов. И это подвиг.
 Интересно, что в стихах Елены Тагер отсутствует элемент злости, такой, казалось бы, естественный в условиях, в которых приходилось ей творить. Но дух добра, руководивший душой этой отважной женщины, оказался сильнее.
Е.М. Тагер была дружна с Ахматовой. Как писала мне её дочь Мария Николаевна Тагер, «последние годы они жили в соседних подъездах (на ул. Ленина) и виделись почти каждый день, так как были очень дружны., хотя биографы А.А.Ахматовой в упор это не видят, не хотят видеть.»

С.      № 2072. Неустановленное лицо. Автографы. 1934 – 1960 гг. 19 лл.
Стихи принадлежат  Юлии Моисеевне Нейман (1907 – 1994), поэтессе, переводчице, близкому другу Ахматовой. Три стихотворения («На суде», «Золушка», «Из пустого брошенного дома…») опубликованы в единственном сборнике поэтессы «Причуды памяти» (М., «Советский писатель»». 1988). В беседе со мной Юлия Моисеевна подтвердила, что и остальные стихи, числящиеся в этой архивной единице, принадлежат ей, и дала согласие на их публикацию в настоящем сборнике.
Стихотворение «На суде» в сборнике «Причуды памяти» (С. 70) опубликовано в другой редакции:
                                      НА СУДЕ
               В зал, где заседают мудрецы,
               Озираясь, входят мертвецы.

               Кто – поодиночке, кто – вдвоём,
               В полусгнившем рубище своём.

               И, когда выносит сытый хор
               Времени былому приговор,

               На трибуне возникает гость,
               Поднимает лучевую кость.

С.      «Покорность Иова и веру Авраама…» Иов – в иудаистических и христианских преданиях страдающий праведник, испытываемый Сатаной с дозволения Яхве; главный персонаж ветхозаветной книги Иова. Авраам – в ветхозаветных преданиях избранник Яхве, символ неуклонной покорности Богу, родоначальник евреев. Когда Бог требует у Авраама принесения в жертву его сына Исаака – единственной его надежды на продолжение рода, Авраам повинуется. Лишь в последнее мгновение, когда связанный Исаак лежит на жертвеннике, и Авраам поднял руку с ножом, чтобы заколоть его, ангел останавливает жертвоприношение: вместо Исаака в жертву идёт баран.
Анна Ахматова ценила не только переводы, но и оригинальные стихи Юлии Неман. Имя её встречается в записных книжках Ахматовой десятки раз. Ю.М. Нейман  посвятила Ахматовой стихи, которые вошли в её книгу «Причуды памяти». Публикуются по этому  изданию.
С.       №1932. Под этим номером в опись включены стихи и переводы (машинопись), автор которых не считал  нужным скрывать свою фамилию. Им был Илья Николаевич Голенищев-Кутузов (1904 – 1969)  - литературовед, переводчик, поэт.
Судьба Ильи Николаевича изобиловала сложными зигзагами: молодым человеком оказался он в эмиграции, долгое время жил в Белграде, скитался по многим европейским странам. В 1935 году в Париже вышел сборник стихов Голенищева-Кутузова «Память» с предисловием Вячеслава Иванова. Книга имела большой успех. По возвращению в Россию поэт изведал и испытания лагерями. При всех выпавших на его долю невзгодах он оставался страстным патриотом России. Переводы И.Н. Голенищева-Кутузова – прежде всего из Данта и Петрарки – классика этого вида искусства.
О встречах Ахматовой с Голенищевым-Кутузовым мне рассказала его вдова, Искра Федоровна, которую я посетил в Москве, в доме на Бережковской набережной, 29 января 1991 года:
«Может быть, осень 1965 года. Мы должны были поехать в Италию, но Илья Николаевич заболел. Анна Андреевна позвонила сама и пригласила к себе. Приехали. Четвёртый или пятый этаж без лифта. У И.Н. было больное сердце. Я сказала: «Может быть, ты не пойдёшь?», но он поднялся. Последняя комната по коридору, угловая, с одним окном. Одна лежанка, письменный стол. Анна Андреевна, как коробейник, разложила содержимое своего чемоданчика. На ней было тёмное платье, поверх шёлковый, восточного типа халат. Илья Николаевич читал ей по-итальянски «Песнь Рая» на память. Они говорили о символизме. Ахматова подарила нам правленую машинопись «Поэмы без героя».
С.     Памяти Е.В. Аничкова.  Аничков Евгений Васильевич (1866 – 1937) – критик, историк литературы, прозаик.

С.     «Там пенье Сирина и песни Алконоста». Сирин – в средневековой мифологии райская птица-дева, образ которой восходит с древнегреческим сиренам. А русских духовных стихах Сирин, спускаясь из рая на землю, зачаровывает людей своим пением. Алконост – другая райская птица с человеческим лицом. Пенье Алконоста настолько прекрасно, что услышавший его забывает обо всём на свете.
С.      «Повесить сильных, слабых заушить…». Заушить, заушать – бить рукой по щеке, оплеушить; заушина – оплеуха (Даль).
С. «Только знаю – придёт Иоанн, //Переставит светильники духа…» Имеется в виду Св. Иоанн Богослов, автор «Апокалипсиса», полного пророческих откровений о будущем, «Светильники духа» символизируют в Апокалипсисе Семисвечники.
Ср в незаконченном стихотворении Ахматовой 1956 (?) года «Обыкновенным было это утро…»:
                          Как будто та сияющая сущность,
                          Которая мне десять лет назад
                          Открылась – снова предо мной возникла.
                          Как будто вдруг светильники зажглись
                          Как те, что видел Иоанн когда-то,
                          И тайный хор, тот, что в листве живёт.

С.   № 1928
В описи числится как «неустановленное лицо». Стихи были атрибутированы старшим научным сотрудником РНБ Людмилой Алексеевной Мандрыкиной. Людмила Алексеевна прекрасно знала автора. Стихи принадлежат перу Нины Ивановны Гаген-Торн (1900 – 1986), поэта, мемуариста, этнографа.
Я не раз встречал Нину Ивановну Гаген–Торн в посёлке Большая Ижора под Ленинградом, где учился в школе. Нина Ивановна была в посёлке очень знаменита, как и её большой дом на самом берегу Финского залива, все 15 комнат которого она сумела отсудить, вернувшись домой после «второго тура» на Колыме (первый круг она прошла ещё в 36-42 годах). Лихие беды не ожесточили сердца Нины Ивановны, безмерно влюблённой в природу, зверей, птиц, во всё живое. Н.И. Гаген-Торн была многосторонним человеком – поэтом, философом, учёным. Я выбрал лишь немногие стихи из её обширного «Колымского цикла», который опубликован теперь полностью Н.И. Гаген–Торн. Memoria.М. «Возвращение». 1994. С. 80-91). В машинописном тексте, по сравнению с печатным, имеются разночтения. В конце машинописи есть такое примечание Н.И. Гаген-Торн: «З/к были лишены права писать и читать книги. Единственным формированием пережитого служили стихи, которые передавались изустно.» Благодарю Г.Ю. Гаген-Торн за предоставленные фотографии и другие материалы, в частности, за стихотворение Н.И. ГагенТорн «Анне Андреевне Ахматовой»:
                                      Мы предали без обороны,
                                      Продали на посрамленье,
                                      На нанесенье обид.
                                      Долгим и скорбным поклоном
                                      Поклониться бы ей о прощении,
                                      Может, простит?
                                                  Стоять на ветру оставили,
                                                  Где чекистики мечутся ордами,
                                                  С свистом нежити режут туман.
                                                  Одну за себя поставили
                                                  Перед козлиными мордами…
                                      Взять бы хороший камень,
                                      Обезьян за хвосты разметать…
                                      Связаны сами хвостами –
                                      Не встать.
                                      Что лежим мы, глаза потупив,
                                      Не поможем в пути,
                                      Что тебя мы врагам уступим,
                                      Если можешь – прости!
                                                             Август 1946
С.     «Хвост саламандры синеет на углях…» Саламандра – хвостатое земноводное.
С.     «Маленький Эрос с подбитым крылом…» Эрос (Эрот) – в древнегреческой мифологии – бог любви, златокрылый мальчик, сын Афродиты и Ареса.
С.     № 2083 В описи значится как «неустановленное лицо».
Имя автора этого стихотворения установить не удалось.
С.     № 1998. В описи значится как «неустановленное лицо».
Авторство установлено Л.А. Мандрыкиной. Сергей Дмитриевич Спасский (1898 – 1956) ещё до ареста получил в Ленинграде широкую известность как поэт, прозаик, критик, редактор. До 1941 года вышло 19 книг С. Спасского, среди которых поэмы, стихи, рассказы, романы, мемуары. А следующая книга – «Два романа» – увидела свет только в 1957, уже после смерти автора, умершего после многих лет ссылки в Ярославле. До ареста Спасский уже был хорошо знаком с Ахматовой и посвятил ей два стихотворения, вошедших ныне во все антологии посвящённых поэту стихов (В кн.: Игорь Лосиевский. Анна Всея Руси. «Око». Харьков. 1996. с. 285).
С.    «Всё то, что глубь веков таила…». Стихотворение в аллегорической форме изображает сталинскую эпоху. Вероятно, было сочинено Спасским в заключении, это взгляд на Время из тюремной камеры.
С.     «Таинственного Даниила…» Даниил – легендарный еврейский праведник и мудрец-пророк, приключения и видения которого описаны в библейской Книге пророка Даниила. Среди апокалиптических пророчеств Даниила важное место занимает прозрение о предстоящем падении Иерусалима и следующем за тем 70-летнем изгнании евреев., откровение, полученное от «блестящего мужа» о том, что будет осквернено святилище и там будут «мерзость запустения» (то есть идол), наступит «время тяжкое», но Михаил, заступник иудеев, спасёт тех из народа, «которые найдены будут записанными в книге и многие из спящих в прахе земли пробудятся, одни для жизни вечной, другие на вечное поругание и посрамление (Книга Даниила, 12, 1-2). Стихотворение С. Спасского всё построено на использовании символики образов из этой книги.
С…..№ 2016. По описи числится как «неустановленное лицо». Однако инициалы «С.Ч.» под стихами позволили мне предположить, что они принадлежат поэту, письмо которого к Ахматовой числится под другим номером:

                                                                         30.VI.65г.
                                      Многоуважаемая и близкая сердцу Анна Андреевна!
   Не так давно прочитал некоторые Ваши стихи тех лет, и они прожгли мне душу. Таких тогда я не писал, но стихи были моей отдушиной, клапаном, вещью, помогавшей мне не забывать в себе человека. Все они были написаны на Воркуте. И я осмеливаюсь показать кое-какие Вам. Простите за беспокойство!
                          Желаю Вам всего светлого!
                                                              Ваш С.Ч.
(ф. 1073, ед. хр. 1210)
Ответ Ахматовой не заставил себя ждать:
   Спасибо Вам, многоуважаемый Серафим Ильич, за письмо и стихи. Они – выстраданные и искренние. Желаю Вам всего доброго.
                                                              Анна Ахматова
18 авг. 1965
Комарово.
(ф. 1073, ед. хр. 688)
Остальные сведения об авторе стихов я узнал из рассказа его вдовы.
Серафим Ильич Четверухин (1911 – 1983) – поэт, прозаик и художник. В 1936 году был осужден по статье 58, п. 6, 10; в 1957 году реабилитирован. Проза его (частично опубликованная) получила высокую оценку А.И. Солженицына. Стихи публикуются впервые.
С.    № 2047 и №1051
Под разными номерами в описи как «неустановленное лицо» скрывается один поэт. Это Георгий Аркадьевич Шенгели(1894 – 1956), поэт, переводчик, прозаик, мемуарист, теоретик стиха. Г.А. Шенгели и его жена Нина Леонтьевна Манухина были одними из самых близких и преданных друзей Ахматовой. Анна Андреевна высоко ценила стихи и переводы Г. Шенгели, защищая их от не всегда несправедливых нападок. Бывая в Москве, Ахматова часто гостила у Шенгели
Литературное наследие Шенгели долгое время пребывало в незаслуженном забвении; только в 1997 году стараниями В. Перельмутера был собран большой том, куда вошли основные, но далеко не все произведения из его обширного архива (Георгий Шенгели, Иноходец. М. «Совпадение» 1997) В этом издании опубликованы и все стихотворения, присланные в своё время автором Анне Ахматовой.
С.     Педагогика. В книге «Иноходец» сказано, что это стихотворение печатается по автографу. Однако, сравнивая текст, присланный автором Ахматовой с опубликованным в «Иноходце», обнаруживаем существенное смысловое разночтение. В «Иноходце» (С. 270) начало второго катрена читается:
Лепечущие липкие слова
Ему швырнули голову с размаха,
В «ахматовском» списке:
                                               Лопочущую липкие слова,
                                               Ему швырнули голову с размаха,
Мне кажется, этот вариант , меняющий смысл, предпочтительнее.
С.     «Он знал их всех и видел всех почти…» В этом стихотворении Шенгели называет имена четырнадцати крупнейших поэтов XX века, с которыми он имел счастье быть знакомым: Валерия Брюсова, Андрея Белого, Константина Бальмонта, Максимилиана Волошина, Осипа Мандельштама, Бориса Пастернака, Ивана Бунина, Игоря Северянина, Сергея Есенина, Анны Ахматовой, Владимира Маяковского, Марины Цветаевой, Вячеслава Иванова, Александра Блока.
С.      Анне Ахматовой. Написано после встречи с Ахматовой в Ташкенте в двадцатых числах июня 1943 года
«Стояли Вы – в той знаменитой шали, // Что изваял строкою Мандельштам….» – ср. стих. О. Мандельштама «Ахматова»: «Спадая с плеч, окаменела // Ложноклассическая шаль». «Всем будет мерить красный башмачок…» – ср. у Ахматовой: «Что всем он станет мерить // Мой белый башмачок». «…На белый флаг таможни?» – ср. стих. Ахматовой «Вижу выцветший флаг над таможней…» (1913). «Или На пятую, пустую ложу?» – ср. у Ахматовой: «Но сердце знает, сердце знает, // Что ложа пятая пуста». «Или на двадцать восемь штыковых…» – см. у Ахматовой: «Двадцать восемь штыковых, // Огнестрельных пять…» Небесные Горы – Тянь-Шань. Мавераннагр – средневековое  среднеазиатское государство между Амударьёй и Сырдарьёй, следы которого обнаружены археологами в 1920-х годах. «Тетрадку достаёте из бювара…» – первая редакция «Поэмы без героя» была создана в Ташкенте в 1942 году. «О месяце серебряном над Веком…» – «И серебряный месяц ярко// Над серебряным веком стыл…» («Поэма без героя», глава третья) «…о смятой хризантеме…» – «Как раздавленная хризантема // На полу, когда гроб несут…» (там же, «Решка», XIV).

С.      № 1953
Как «неустановленное лицо» под этим номером в описи значится целый машинописный сборник стихов, подписанный инициалами  «К.Р». Автором сборника является поэт Андрей Николаевич Рыбаков (1916 – 1989). Инициалы, которые при желании можно трактовать и как «Контр-Революционер» и как «Константин Романов», на деле раскрываются просто: «К.Р» значит «Корнельев-Рыбаков» (Корнельев – фамилия Андрея Николаевича по матери).
Стихи А.Н. Рыбакова до сих пор опубликованы лишь в небольшой своей части и с досадными текстологическими погрешностями. В седьмом выпуске сборника «Уроки гнева и любви» (Сборник воспоминаний о годах репрессий (1918 год – 80-е годы), составитель Т. Тигонен. 1994 – Санкт-Петербург)  напечатаны следующие стихи: «Лазарь». «Мира просторы ещё и с горы не видны…», «Рабов исконных родина…» «Густеет стужа. Стёкла зарастают…». «Но сбудется, всё сбудется…», Незавершённое, «Друзья умирают…», Без намёков, «В холодный ключ забвенья…» (С.5 - 13). Этот сборник  у меня имеется с дарственной надписью: «Другу нашей семьи – Михаилу Михайловичу Кралину в день памяти А.Н. Рыбакова, 7.II.95 г. Рыбаковы И.В. и Ю.А.» Сын поэта, Юрий Андреевич Рыбаков подарил мне рукописи отца, сверка с которыми помогла осуществить настоящую публикацию. Андрея Николаевича Рыбакова я считаю крупнейшим поэтом «Российского Сопротивленья», говоря его же словами. Верю и надеюсь, что его стихотворное наследие будет в недалёком будущем представлено читателям в полном объёме. Стихи (кроме особо оговорённых) публикуются впервые. Примечание 2006 года: в 2004 году в Петербурге (издательстве «Дмитрий Буланин») вышла книга: Андрей Рыбаков. Стихотворения. Вступ. статья и подготовка текста Ю.А. Рыбакова. Юлий Андреевич выполнил сыновний долг и выпустил почти полное собрание стихотворений отца, но тираж книги просто смешной – всего 700 экземпляров! Считаю, что представленная в этом сборнике подборка стихотворений А.Н. Рыбакова должна остаться в его составе, тем более, что тексты в ряде случаев отличаются от опубликованных  в книге. Я считаю Андрея Рыбакова крупнейшим поэтом Русского Сопротивления и хочу, чтобы его имя наконец-то получило широкую известность, более чем им заслуженную.

Я  хорошо знал Андрея Николаевича Рыбакова на протяжении десяти с лишним лет. Познакомился я с ним в 1973 году на квартире Людмилы Алексеевны Мандрыкиной. Л.А. Мандрыкина была старшим библиографом Отдела рукописей Ленинградской публичной библиотеки  и занималась тогда научным описанием  фонда № 1073, то есть архива Анны Ахматовой. Жила Людмила Алексеевна в коммунальной квартире № 13 в доме 136 на Старом Невском. Её комната, не смотря на сравнительно скромные габариты, была удивительно уютной, а хозяйка умела принять гостей, угостить их вкусным крепким чаем из самовара и занять интересным разговором. Андрей Николаевич Рыбаков был мужчиной, что называется, породистым. Вальяжно устроившись в кресле, он начинал читать стихи.
Будучи профессиональным актёром-чтецом, он умел мастерски, «вкусно» преподнести и «Сумасшедшего» его любимого поэта Апухтина, и «Одиночество» Бунина, и «Петербург» Иннокентия Анненского. Но самым близким ему поэтом, влияние которого явственно ощущается в его собственных стихах, был, конечно, Александр Блок.
            Любил Андрей Николаевич почитать и собственные стихи, И не удивительно: ведь он не имел возможности печататься, не мог читать и в больших аудиториях, а проверить стихи на слушателях хотелось.

                                   Катилась телега.
                                               Я в ней под мешками лежал,
                                   На пятую ночь         
                                               у таёжной дороги подобран.
                                   Отважный старик,
                                               ни за грош головою рискнув,
                                   Попыхивал трубкой,
                                               смакуя дымок самосада.

            Я слушал эту неторопливую стихотворную сагу о побеге из лагеря, и мне было трудно представить, что вот этот  породистый полноватый человек, красиво читающий стихи, и затравленный Тарзан, герой его стихотворения, – одно и то же лицо. А между тем, за плечами Андрея Николаевича была невероятно трудная жизнь, суровые годы лагерей, о которых он, впрочем, рассказывал очень скупо.
            Поэтому хочу предложить читателям интервью с сыном А.Н. Рыбакова, художником и известным общественным деятелем, членом Государственной Думы, Юлием Андреевичем Рыбаковым:

М. Кралин. Насколько мне известно, Вашему отцу, Андрею Николаевичу Рыбакову, при жизни не удалось опубликовать ни одной стихотворной строки. Или я не прав?
Ю.А. Рыбаков. Да, действительно, у него нету никаких опубликованных стихов. Его творчество оказалось закрытым.
М.К. Это, конечно, трагедия для каждого, пишущего стихи…
Ю.Р. И для него это было очень тяжело.
М.К. Чем Вы объясняете такую закрытость, кроме чисто цензурных причин?
Ю.Р. Насколько я знаю, он и не пытался печататься, хотя учился в Литературном институте имени Горького. Не знаю, может быть, там и были какие-то публикации.
М.К. В какие годы Ваш отец учился?
Ю.Р. Тридцать девятый – сороковой. Этими датами и помечены первые стихи. Может быть, он не считал их достаточно зрелыми, но имел неосторожность читать их своим друзьям. В них он, по-видимому, комментировал происходящие события, что и послужило основанием для его ареста и заключения.
М.К. Он об этом сам Вам рассказывал? Называл фамилии доносчиков?
Ю.Р. Да, сам рассказывал. Называл фамилию, но я её сейчас не помню. Это был музыкант из оркестра Кировского театра. Он на отца донёс, и постепенно стали вызывать друзей отца, знакомых, таким образом вытягивая из них информацию.
М.К. А его самого не вызывали?
Ю.Р. Да, его пока не вызывали. Он продолжал учиться, не подозревая, что на него заведено уголовное дело. Дважды затевалось это дело, обыски проводились дважды. Первый раз перед обыском ему позвонил кто-то, не назвавшись, предупредил, что у отца будет обыск. Он спрятал все свои стихи, записи, и первый обыск ничего не дал. Потом, месяцев через 6-8, когда всё успокоилось, и он думал, что гроза миновала, у него произошёл второй обыск. Он ничего не знал. Был в городе, гулял. Когда возвращался домой, вошёл в квартиру, где его уже ждали, уже велся обыск. Это был май 1941 года. Отец был тут же арестован, отправлен в следственный изолятор ГПУ. Уже находясь в камере, спустя несколько дней, узнал от сокамерника, что началась война. Ему предъявлялись обвинения в антисоветской агитации, основанные, якобы, на его антисоветских стихах. Следователь, который вёл его дело, будучи злым на отца, закрыл дело и передал его в военную прокуратуру, безо всяких на то оснований. Военная прокуратура означала тогда только расстрел. И спас его мой дед, его отец. Он в то время был преподавателем Военно-Морской Академии. Узнав, что дело сына передано в военную Прокуратуру, пошёл туда, нашёл начальника, объяснил ему, что сын является штатским человеком, после чего дело снова было передано в следственный отдел ГПУ. Отец получил 5 лет лагерей, был отправлен в Сибирь, Кемеровскую область, город Моршанск. Работал там на лесопилке, на лесоповале. А затем, в связи с тем, что среди заключённых было много представителей интеллигенции, администрация решила создать свой внутрилагерный театр. И отец, так  как на свободе занимался в драматической студии и имел актёрские данные, был взят в труппу этого театра. В театре был как драматический репертуар, так и оперетта, концертные программы. Отец работал в драматической студии, они ставили даже Шекспира, ездили по другим лагерям со спектаклями, давали представления и на воле для местной элиты. Отец рассказывал, как их под конвоем пригоняли в театр, и они там голодные были вынуждены играть. За кулисами стоял конвой с винтовками, а в первых рядах сидели представители лагерной администрации. Отец рассказывал такой случай: после выступления, когда их гнали в лагерь, один из актёров настолько обессилил, что упал в снег и не мог подняться. Конвой хотел застрелить его, и отцу пришлось до лагеря тащить его на спине. В лагере был голод, причём, голод настоящий. Это был большой лагерь и, по словам отца, в зимние, весенние месяцы, когда была цинга, из лагеря ежедневно увозили телегу, а то и две телеги трупов. Освободился он в мае 46 года.
М.К. Когда Вы с ним встретились?
Ю.Р. Дело в том, что я родился в этом самом лагере. Отец там познакомился с матерью. Она была там вольнонаёмной. Во время войны она эвакуировалась в Сибирь вместе со своими дочерьми, так как там не было никакой работы. Она, чтобы прокормить дочерей, работала в лагере, вела там картотеку. Там они и познакомились. Я родился за несколько месяцев до освобождения отца. Естественно, что администрация не знала, кто отец ребёнка. Это грозило матери сроком. Мать, по сути дела, спасла от голодной смерти моего отца. Когда отец освободился, они уехали оттуда в Новгородскую область, город Боровичи, где до войны жила моя мать. А та, в свою очередь, попала туда из Петрограда в 17 году, так как была вынуждена бежать со своей матерью. Её отец был офицером, фамилия его была Тацкий.
М.К. А как Андрею Николаевичу удавалось в лагере писать стихи? Или они записаны по памяти?
Ю.Р. Нет, ему удавалось, благодаря матери. Она выносила их и прятала у себя. Вообще, судя по рассказам людей, которые появлялись после освобождения отца, мать помогала многим. От них я узнал, что мать таскала через вахту хлеб и кормила людей, которые сидели с отцом. Каждое утро она шла через вахту, обмирая от страха, потому что если бы у неё нашли хлеб, её ждал бы лагерь. Многих людей она просто спасла. Потом родители уехали в Новгородскую область и жили там, пока у отца не кончилось лишение в правах. Отец работал в Новгородской филармонии на должности чтеца, ездил с концертами по районным клубам. Его неоднократно увольняли, потом снова брали, так как у отца были действительно актёрские способности. Так они жили до 56 года. До реабилитации. Отец всегда очень настороженно относился ко всяким переменам, и в лучшую, и в худшую сторону. И поэтому, наверное, никогда не пытался опубликовать свои стихи.
М.К. А в кругу знакомых это читалось?
Ю.Р. Да, конечно, читалось. Но это был очень узкий круг.
М.К. Доносов больше не было? Обысков?
Ю.Р. Нет, доносов не было. Обыск был уже в связи с моим делом. Это был 76 год. Но случилось так, что мать снова его спасла. Часть бумаг ей удалось скрыть. Их, конечно, интересовали мои материалы. Но, думаю, если бы они нашли бумаги отца, они бы их изъяли и уничтожили.
М.К. А кроме стихов Ваш отец ничего не писал, воспоминаний, к примеру?
Ю.Р. Нет, кроме стихов, ничего. Я неоднократно просил его об этом, но ничего не получилось. Отец всегда чувствовал себя больше поэтом, чем актёром, и в нём всегда была горечь за то, что его не печатают, но, тем не менее, он знал, что он ПОЭТ.
М.К. А на Вас оказали духовное влияние его стихи?
Ю.Р. Безусловно. Я, собственно, вырос даже не на этих стихах, а внутри их. Мы всегда поддерживали дружеский контакт с отцом, а его мировоззрение стало моим.
М.К. А сами Вы не пытались писать стихи?
Ю.Р. Пытался, как все пытаются, но я нашёл изобразительные пути. Это для меня легче.
Август 1991 года.

С.     «Мне Вас одарить бы купринским браслетом…» – имеется в виду повесть А.И. Куприна «Гранатовый браслет».
С.     «И сказала верно и жестоко…» – единственное стихотворение А.Н. Рыбакова, посвящённое А.А. Ахматовой. Андрей Николаевич любил стихи Ахматовой, особенно часто он читал её стихотворение «Просыпаться на рассвете…»  Первая встреча их состоялась в 1939 году. Андрей Рыбаков был ещё совсем молодым, и его первые поэтические опыты не вызвали у Ахматовой восторга. Об отношении Рыбакова к Анне Андреевне свидетельствует такой факт, рассказанный им: когда Анна Андреевна вышла из комнаты, он выхватил из пепельницы недокуренную Ахматовой папиросу «Тройка» и спрятал окурок. Потом долго хранил его как драгоценную реликвию.
С.     «Невнятно улыбаются друг другу, // Как авгуры друг друга понимая…»       Авгуры – римские жрецы, которые улавливали поданные божеством знаки и их толковали. С течением времени гадание авгуров превратилось в формальную процедуру. Согласно Цицерону, в его время авгуры не могли без улыбки смотреть друг на друга при совершении гаданий, ибо не верили в них. Отсюда происхождение выражения «улыбка авгуров».
С.     «Простреленный призрак поэта…» – намёк на Н.С. Гумилёва, расстрелянного Петроградской Чека 25 августа 1921 г.

С.       № 1940. Стихотворение «Сенатская площадь» принадлежит перу Льва Владимировича Горнунга (1902 – 19992) – поэта, фотографа, исследователя творчества Н.С. Гумилёва. Это стихотворение – своего рода поступок. Об этом говорит и подпись автора, не желающего скрывать своего имени, и дата под стихотворением – август 1946 года.  Как известно, этот август стал роковым для Ахматовой – разнузданная критика главного партийного идеолога Жданова поставила Ахматову на грань гражданской смерти. Она, быть может, и умерла бы тогда, если бы не душевная поддержка таких друзей, как Лев Горнунг.
Стихотворение «Ленинградке» печатается по: Игорь Лосиевский. Анна Всея Руси. Харьков. «Око». 1996. С. 281.
С.   «И чьи-то скошены глаза…» – намёк на Н.С. Гумилёва. Л.В. Горнунг  жил в Москве, его приезд в Ленинград и встреча с Ахматовой были связаны с его занятиями творчеством Н.С. Гумилёва.
С.        Ида Моисеевна Наппельбаум (1900 - 1992) – поэт, мемуарист, ученица Н.С. Гумилёва. Была репрессирована за хранение портрета Гумилёва. Стихи из цикла «Тайшетский оазис» были напечатаны только в 1990 году  в книге : Ида Наппельбаум. Отдаю долги. Советский писатель. Ленинградское отделение. 1900. Эту книгу Ида Моисеевна подарила мне с дарственной надписью: «Поэту, романисту ахматоведу и просто Михаилу Кралину с нежностью. Ида Наппельбаум. Февраль 1991 г
Свои встречи с Ахматовой Ида Наппельбаум описала в мемуарном очерке  «Фон к портрету Анны Андреевны Ахматовой» (Ида Наппельбаум. Угол отражения. Санкт-Петербург. 1999): «Я читала ей отдельные стихи из ненапечатанной книги «Тайшетский оазис» и поэму «Хранить вечно». Она слушала внимательно и даже удивлённо, говорила: «Нет! Она никогда не смогла бы так написать, если бы не побывала там…» Говорила обо мне «она» прямо в лицо, точно говорила заочно…» .
Возможно, лагерные стихи Иды Наппельбаум нашли отклик в ахматовской «Решке».
Ср. в стихотворении «Эх, этап, эх, этап…»:

                                               «Нам теперь не страшен ад, –
                                               Заключённые твердят, –
                                               Мы прошли сквозь все круги
                                               Сатанинского слуги».
У Ахматовой:
                                               Посинелые стиснув губы,
                                               Обезумевшие Гекубы
                                               И Кассандры из Чухломы,
                                               Загремим мы безмолвным хором,
                                               Мы, увенчанные позором:
                                               «По ту сторону ада мы…»

С.     Александр Гитович. Из цикла «Кремень и огонь».
Александр Ильич Гитович (1909 – 1966) – поэт, переводчик. А.И. Гитович и его жена Сильвия Соломоновна были не только соседями Ахматовой по Комарову, но и ближайшими её друзьями. А.И. Гитович посвятил Ахматовой стихотворения «Другу» и «Дружите с теми, кто моложе вас…» Они широко известны. Но в архиве Ахматовой (ф. 1073) находится машинописный сборник «Кремень и огонь», посвящённый Анне Ахматовой. Эти стихи, ввиду их полной нецензурности, Гитович  и не пытался печатать, но они остались в архиве, как свидетельство гражданского мужества поэта и его глубокой духовной связи, доходящей до преклонения, с Анной Ахматовой. Впервые стихи из цикла «Кремень и огонь» были опубликованы в юбилейном ахматовском номере журнала «Звезда» (1989, № 6, с. 153-155, публикация А.А. Гитовича).
С.     «14 апреля 1930 г.» – в этот день застрелился Владимир Маяковский.
С.    «Тюремщик его подымает на щит…» – Намёк на И.В. Сталина и его известную резолюцию на письме Л.Ю. Брик.
С.     «1 декабря 1934 г.» был убит в Смольном Сергей Миронович Киров.
С.    «По каторжной воле Вождя и Отца…»    А. Гитович верил в том, что С.М. Киров был убит по указанию Сталина. В настоящее время эта версия большинством историков  не подтверждается.
С.     «Где вы, Акума, – // Бесценное, сложное слово…» Акума – домашнее прозвище Ахматовой.
С.    «Налево – беда и направо – беда…» Перекличка со стихотворением Ахматовой «Один идёт прямым путём…(1940): «А я иду – за мной беда…»
С.     № 2086 и № 2046.
Под этими номерами в описи значатся «неустановленные лица».
Автором обоих стихотворений является один и тот же поэт  Иосиф Александрович Бродский (1940 – 1996).
            В архиве Ахматовой сохранилось немало писем и стихов Бродского, в том числе, и посвящённых ей. Иосиф Бродский, ценя и уважая мнение Ахматовой, показывал ей почти все свои ранние стихи. Когда в 1964 году он был осужден «за тунеядство» и выслан в Архангельскую область, село Норенское, Ахматова делала всё от неё зависящее, чтобы облегчить участь поэта.
С.      № 1856.
Лев Николаевич Гумилёв (1912 – 1992) – учёный, этнолог, историк, переводчик. Менее всего известен как оригинальный поэт. Лишь в самое последнее время вышла книга Л.Н. Гумилёва  «Дар слов мне был обещан от природы». (Санкт-Петербург, Издательство «Росток». 2004), куда вошли стихи, стихотворные драмы, переводы. Когда в 1991 году я готовил «Реквием и эхо» для издательства «Детская литература», редактор будущей книги, Н.Е. Прийма, обратилась к Льву Николаевичу, и он дал согласие на публикацию его трёх военных стихотворений, сохранившихся в архиве его матери А.А. Ахматовой. Когда книга не вышла, я опубликовал три военных стихотворения Л.Н. Гумилёва под заголовком «Из записной книжки» в газете «День» (1992. 16 августа № 33).
С.     «За нами страшный труп Варшавы…» – над этой строкой записан другой вариант: «И лик истерзанной Варшавы».
С.     Татьяна Казанская. «От России я ни на шаг…»
Татьяна Борисовна Казанская (р.1916- ?) была близким другом Анны Ахматовой. Дочь известного пушкиниста Б.В. Казанского (1889–1962), она была переводчицей и преподавательницей французского языка. Оригинальные стихи Т. Казанской в печати не появлялись (хранятся в архиве её сына Н.Н. Казанского). Ахматова ценила стихи Т. Казанской, и две строки из её стихотворения «Льдины трещали, звенели морозы…» поставила (в слегка изменённом виде) как эпиграф к «Седьмой книге» в своём последнем прижизненном сборнике «Бег времени» (1965):
                                               Пала седьмая завеса тумана, –
                                               Та, за которой приходит весна.
Приводим это стихотворение полностью:
                                               Льдины трещали, звенели морозы.
                                               С крыш ледяная текла бахрома.
                                               Так опадают махровые розы:
                                               Ризу за ризой роняет зима.

                                               Словно яранга под бубен шамана
                                               Рвётся на части, узка и тесна, -
                                               Пала седьмая завеса тумана,
                                               После которой наступит весна.

                                               Фатаморгана и метаморфоза:
                                               Мрамор холодный очнулся, дыша, –
                                               Так расцветает махровая роза:
                                               Смертию смерть попирает душа.

С.    Из писем читателей к Анне Ахматовой
С.     «….читал с болью и радостью Ваши стихи (в «Лит. Газете»)…» – В «Литературной газете», 1964. 25 июня было напечатано стихотворение Ахматовой «Не мудрено, что не весёлым звоном…»
С.     «…здесь, например, прошлогоднего издания достать нельзя было…» – имеется в виду книга: Анна Ахматова. Стихотворения. М. 1958.
С.   № 1419  Лобасов П.И. Письма П.И. Лобасова впервые напечатаны мною в составе статьи «Самое лучшее письмо» («Нева», 1989, № 4, с. 204-205). Письмо П. Лобасова, в котором он определил  поэзию Ахматовой гениальной формулой («каким-то холодком несёт от раненого чувства простоты») Анна Андреевна назвала «самым лучшим письмом, которое она получила за  все сорок восемь лет своей литературной работы» (запись Л.К. Чуковской от 8 октября 1960 г.) Анна Ахматова не только запомнила это определение её поэзии, не только им восхищалась, но и воспользовалась им в своих стихах:
                                               И от наших великолепий
                                               Холодочка струится волна,
                                               Словно мы на таинственном склепе
                                               Чьи-то, вздрогнув, прочли имена.
                                                           («Ты стихи мои требуешь прямо…»)
С.      № 1228. О.В. Юргин.
Юргин Олег Владимирович (р. 1921) – юрист, в прошлом боксёр. Письмо О.В. Юргина печаталось в кн.: Об Анне Ахматовой. Стихи. Эссе. Воспоминания. Письма. Лениздат. 1990. С. 540–541. Воспоминания О.В. Юргина, написанные им по моей просьбе и хранящиеся в моём архиве, печатаются впервые.
            В воспоминаниях О. Юргина, человека, в то время далёкого от литературы, ценны впечатления непосредственного участника событий. Любопытен и тот факт, что в августе 1946 года,  в книжной лавке писателей можно было купить «Избранное» Ахматовой (факт, казалось бы, маловероятный, но, тем не менее, возможный).

С.   «…И кто-то приказал мне: – // Говори! Припомни всё…»
Ахматова очень ценила стихотворение испанского поэта Леона Фелипе (1884 – 1969) «Дознание» в переводе А. Гелескула.  В письме И.А. Бродскому от 15 февраля 1965 года Ахматова писала: «Хочу поделиться с Вами моей новой бедой. Я умираю от чёрной зависти. Прочтите «Ин<остранную> лит<ературу>  № 12 – «Дознание» Леона Фелипе… Там я завидую каждому слову, каждой интонации. Каков старик. И каков переводчик. Я ещё таких не видывала. Посочувствуйте мне.» (Анна Ахматова. Записные книжки. С. 588).
            Принимая во внимание исключительное значение этого стихотворения для смыслового значения нашего сборника («Реквием и эхо») , приводим  текст целиком:

                                   ДОЗНАНИЕ

                        … И кто-то приказал мне: – Говори!
                        Припомни всё. Припомни, что ты видел.
                        - Не знаю. Это было в темноте.
                        Толкают… Чьи-то локти и колени…
                        И непонятно – держат или валят.
                        Всё происходит в темноте….
                                                                       - Потом?
                        Рассказывай!
                                               -…Выходим из пролома
                        навстречу снам… И медленно крадёмся
                        притихшими задворками кошмаров…
                        - Ты видел их? Какими они были?
                        - Не знаю… Словно траурные реки
                        в султанах чёрной пены… и плюмажах.
                        Нет, чёрные кладбищенские кони,
                        бегущие, бегущие с рыданьем…
                        - Рыданьем ли? Рыданьем или ржаньем?
                        - Кто знает… И вбегающие в море…
                        Одно я знаю точно – все кошмары
                        приводят к морю.
                                               - К морю?
                        - К огромной раковине в горьких отголосках,
                        где эхо выкликает имена    
                        и все поочерёдно исчезают.
                        И ты идёшь один… из тени в сон,
                        от сна – к рыданью,
                        Из рыданья – в эхо…
                        И остаётся эхо.
                        - Лишь оно?
                        - Мне показалось: мир – одно лишь эхо,
                        А человек – какой-то всхлип…
                                                           - И всё?
                        И это всё? Какой-то всхлип – и только?
                        - В конце уже я слышал только всхлип.
                        - Но всхлип ли это был? Откуда шёл он?
                        Быть может, это были пузыри?
                        Толчок трясины? Ветер над трясиной?
                        - Не знаю… Всё свершалось в темноте!

С.     № 1977. В описи значится, как «неустановленное лицо».
В так называемой «Прозе о Поэме» Ахматова приводит строки из этого стихотворения, слегка видоизменяя, сопровождая их такими словами:
                        «Не дожить до конца столетья…
                        Двадцать первое, двадцать третье…
                        Будто стружка летит с верстака!
Это, извините, стихи трезвейшего  и знаменитого физика-атомщика…»
Виктор Викторович Чердынцев (1912 – 1971), которого она имеет в виду, был не только крупным физиком, но и талантливым поэтом. Стихотворение «Анне Андреевне Ахматовой» не только написано строфой и размером «Поэмы без героя», но построено на перекличках с её поэтической образностью. Так, желая показать пространственно-временную распахнутость поздней поэзии Ахматовой:
                        Мир открылся ясно и просто
                        От сугробов Львиного моста
                                   До брезгливых Каирских львов
Чердынцев опирается на строки Ахматовой из «Поэмы без героя»:
                        Между «помнить» и «вспомнить», други,
                        Расстояние, как от Луги
                                   До страны атласных баут. (т.е. Италии – М.К.)
С.     «С Шереметевского чердака…» Шереметевский чердак – образ из арсенала ахматовской поэтики. Это как бы и реальный чердак Шереметевского дворца, в котором почти всю жизнь прожила Ахматова, и место, где, «по представлению читателей», рождаются все поэтические произведения.
С.     «Пусть гоплиту жилось неплохо…» Гоплит – наёмный солдат, состоящий на жалованье.
С.     « А убитого им Архилоха…» Архилох (род в 650 г. до н. э. ) – греческий поэт- лирик.
                                                                                  Михаил Кралин